Запоздало

...А Питер, конечно, прекрасен - как может быть прекрасна смерть. Застывающий пляж Финского залива, с одинокими фигурами, бредущими вдоль кромки воды неведомо куда, провалы - подсвеченные снизу глазницы Казанского, черное стекло воды в канале Грибоедова, шизофренические конструкции ЛЭТИ, недобро поглядывающие на меня узкими бойницами... В этом городе почти нет жизни, а две самых характерных его черты - изящество и ломкость стеклянного дома. Сюда надо ездить и любоваться - правильной геометрией и перспективой, сочетанием цветов в шизофреническом небе и людьми, которые живут в этом городе. Они здесь какие-то отчаянно-живые, будто бы на них только и держится жизнь в этом странном и страшном городе. Заправщики в ярко-красных костюмах беззаботно носятся за желтым воздушным шариком по темной вечерней АЗС, девушка с огненными крыльями, танцующая на снегу екатерининского дворца под сумрачный ритм бонгов, volchonka, согревающая грифона на Банковском мосту...

Запоздало

...А Питер, конечно, прекрасен - как может быть прекрасна смерть. Застывающий пляж Финского залива, с одинокими фигурами, бредущими вдоль кромки воды неведомо куда, провалы - подсвеченные снизу глазницы Казанского, черное стекло воды в канале Грибоедова, шизофренические конструкции ЛЭТИ, недобро поглядывающие на меня узкими бойницами... В этом городе почти нет жизни, а две самых характерных его черты - изящество и ломкость стеклянного дома. Сюда надо ездить и любоваться - правильной геометрией и перспективой, сочетанием цветов в шизофреническом небе и людьми, которые живут в этом городе. Они здесь какие-то отчаянно-живые, будто бы на них только и держится жизнь в этом странном и страшном городе. Заправщики в ярко-красных костюмах беззаботно носятся за желтым воздушным шариком по темной вечерней АЗС, девушка с огненными крыльями, танцующая на снегу екатерининского дворца под сумрачный ритм бонгов, volchonka, согревающая грифона на Банковском мосту...